“В командировку?” – спросил меня таможенник. Немного подумав, я согласился. Но уже пройдя контроль, задумался, с чем сравнить свои ощущения. Для человека, интересующегося космонавтикой, оказаться на космодроме Байконур – это как для ребенка попасть в Диснейленд. Не конфетно-сладкий, а с палящим солнцем и величественными руинами на горизонте, но все равно захватывающий дух. Мне повезло попасть в группу блогеров и журналистов, приглашенных на запуск модуля “Наука”. За почти неделю мы посмотрели немало: музей, город, вывоз “Науки”, МИК “Протонов”, МИК и старт “Союзов”, пуск “Науки”. Сегодня я расскажу про музей истории космодрома, мы пройдемся по залам, посмотрим экспозицию под открытым небом, заглянем в макет “Бурана” ОК-МЛ1 и в домики Гагарина и Королева. Музей расположен на второй площадке, недалеко от одного из монтажно-испытательных комплексов ракет-носителей “Союз” и в двух километрах от первой площадки, “Гагаринского старта”. Музей расположен в здании бывшего клуба войсковой части 25741 и открылся в 1965 году.
Видео в формате 360° и фото с текстовыми подписями, мне кажется, отлично дополняют друг друга.
Сразу около входа в витрине лежит очень любопытный документ: указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении военных, которые строили космодром. Любопытен он сразу по двум пунктам. Во-первых, главные конструкторы получили Ленинскую премию за запуск спутника осенью 1957, а строители, которые уже построили и стартовую площадку и МИК, получили награды за строительство только 25 июля 1958 года, при том, что первый пуск Р-7 состоялся 15 мая 1957 года.
Во-вторых, удивительно название – вместо хронологически корректного “Научно-исследовательский полигон №5” написано прямо “Космодром Байконур”. А по известной и тиражируемой истории название “Байконур” появилось как маскировка уже после полета Гагарина. Получается, каким-то образом название “Байконур” не только появилось, но и стало достаточно распространенным для появления в документах уже спустя три, а не шесть лет после начала строительства.
Напротив вот такой вот прелестный местный колорит.
Камера сгорания и сопло двигателя РД-0110. Этот двигатель стоит на третьей ступени РН “Союз” и имеет четыре маршевых и четыре рулевых камеры.
Над двигателем карандашные рисунки французского художника и моделиста Сержа Грасьо (Serge Gracieux), изображающие этапы полета советской лунной пилотируемой программы. Рядом две прекрасные миниатюры советского и американского лунных модулей, подаренные музею Сержем Грасьо и Винсентом Меенсом (Vincent Meens).
Пульт управления заправкой ПУЗ-В для ракет-носителей семейства “Союз”. Любопытно, что можно найти список боевого расчета 12 апреля 1961, и там указана модификация пульта ПУЗ-Е. Литера Е логична – ракета-носитель “Восток” под корабли “Восток” получила третью ступень “блок Е”. Но вот более поздняя и универсальная модель, совместимая также с РН “Молния” с четвертой ступенью “блок Л” или РН “Союз” с третьей ступенью “Блок И”, имеет обозначение ПУЗ-В. Может быть, “В” – это “верхние <ступени>”? Обозначений блоков первой и второй ступеней (А-Г), действительно, на пульте нет.
С другой стороны зала под картинами Алексея Архиповича Леонова большая коллекция значков. Увы, современные значки на первом плане смотрятся как откат назад от богатства форм и разнообразия дизайна.
А вот это – центральный пульт управления испытательной станцией 11Н6110. Она упомянута в четвертой книге Б.Е. Чертока как очень удачное решение. Станции появились одновременно с первыми кораблями “Союз”, а всего их изготовили более сотни, и они работали до 90-х годов. Табличка в музее подтверждает слова Чертока – там сказано, что на таких станциях испытывали “Союзы”, модули станций “Салют”, “Мир” и даже служебный модуль “Заря” МКС.
В черной коробочке – ключ на старт, поворот которого включал программу пуска ракеты-носителя. Он появился еще во времена самых первых советских баллистических ракет “Р-1”, и буквально лишь в последние годы от него окончательно отказались.
Байконур строили военные. Работали на нем военные. Даже в “Укрощении огня” на стартовой площадке работают военные, которым для конспирации выдали красивые цветные куртки. Плюс, необходимо помнить историю отечественного ракетостроения. Так что в коридоре на фоне фотографий ветеранов стоят макеты снарядов легендарных “Катюш” – М-13 и М-30.
Еще один интереснейший экспонат из истории космонавтики. Вот такие вот гировертиканты стояли на “Р-1”, а до этого, очень похожие, на “Фау-2”. Гировертикант управлял ракетой по курсу и крену, а гирогоризонт – по тангажу. Потом их сменили гиростабилизированные платформы, работающие по трем осям сразу. А сейчас постепенно переходят на твердотельные датчики без движущихся частей.
Гировертикант находится в зале, посвященном Совету главных конструкторов – Королеву (ракета в целом), Глушко (двигатели), Бармину (стартовые сооружения), Рязанскому (радиосвязь), Кузнецову (гироскопические приборы), Пилюгину (системы управления). В витринах личные вещи конструкторов и связанные с ними артефакты. А в углу стоит макет первой советской ракеты на гибридном топливе ГИРД-09. Рядом, если приглядеться, видны афиша фильма “Укрощение огня”, для которого специально изготовили летающую копию ракеты 09 и портрет Кирилла Лаврова с автографами.
Стенд, посвященный Валентину Глушко. Рядом с макетом “гелиоракетоплана” (космического корабля на электрических ракетных двигателях), “счастливой” рубашкой и книгой с автографом совсем незаметно стоит первый в мире электроракетный двигатель, разработанный в Газодинамической лаборатории (ГДЛ) под руководством Глушко. В двигатель подавались проволочки металлов, которые взрывались, замыкая собой контакты, и создавали тягу. Именно такая схема сейчас не используется, но выброс рабочего тела под воздействием электричества позволяет обеспечить гораздо более высокий удельный импульс (эффективность двигателя), чем у химических ракетных двигателей.
Одна стена коридора посвящена катастрофам на Байконуре, произошедшим в один день – 24 октября 1960 и 1963 годов. В 1960 году из-за ошибок при подготовке к первому испытательному пуску межконтинентальной баллистической ракеты Р-16 во время выполнения работ включился двигатель второй ступени, по разным данным, погибло от 74 до 126 человек.
В 1963 году произошел пожар в загазованной кислородом шахте МБР Р-9А. Погибло 8 человек. С тех пор на Байконуре 24 октября – день памяти, не ведутся работы на технике, на эту дату не назначают пуски, а на космодроме проводятся траурные мероприятия.
Контейнер для собаки. Несмотря на фото Лайки над ним, он даже не от суборбитальных пусков, а от “Космоса-110”.
А вот этот контейнер, вопреки фото Ветерка и Уголька перед ним, относится к полетам собак на “Востоках” перед человеком. Сравните с контейнером Белки и Стрелки в Музее космонавтики на ВДНХ – это разные экземпляры одной конструкции.
Механизм чтения перфоленты первой серийной советской ламповой вычислительной машины “Урал-1”. Один экземпляр из почти двухсот выпущенных машин использовался на космодроме для расчета полета ракет. В качестве перфоленты использовалась фотопленка.
1000 ламп, производительность 100 операций в секунду, память 1024 машинных слова (4,5 килобайта). Машины этого типа попадали даже в школы для обучения детей программированию.
Помните ключ на старт? Вот его пульт. Ключ вставлялся в отверстие с красной окантовкой в центральной секции и поворачивался по команде “Пуск”. Эта модель пульта использовалась в 1957-1964, затем использовались пульты со светлыми панелями.
Копия листа бумаги, на котором Сергей Королев придумывал названия для первого корабля с человеком на борту. Все названия на букву “В”. Почему? Скорее всего это так и останется тайной истории советской космонавтики.
Радиотелефонный аппарат, по которому Сергей Королев переговаривался с Гагариным в исторический день 12 апреля 1961. Рядом по дереву выжжен портрет Юрия Алексеевича, но почему-то на фоне стартующего “Протона”.
Очень милый экспонат: 5 апреля 2011 года стартовал “Союз ТМА-21” с личным именем “Гагарин” и космонавтами Александром Самокутяевым, Андреем Борисенко и Рональдом Гараном. Головной обтекатель, как положено, был сброшен и его половинки упали в степи по трассе полета. Их нашли, вырезали нижнюю часть с портретом Гагарина и, дав расписаться космонавтам и тем, кто готовил ракету к полету, поставили в музей.
Схема подачи бетона при строительстве стартового стола. Восемь машин непрерывным конвейером подают бетон на строительство. 2400 кубометров бетона предполагается уложить за 5 суток в два этапа, сначала самосвалами, затем бадьями двух кранов.
Катапультируемое кресло космонавта и манекен в скафандре, летавшие 25 марта 1961 с собакой Звездочкой на “Спутнике-10”. Подарок музею от С.П. Королева.
Боковая приборная панель корабля “Восход”. Отличается от панели корабля “Восток” только тумблером отстрела стренг парашюта (внизу слева) и дополнительными тумблерами выбора тормозного двигателя и ручного включения резервного твердотопливного двигателя.
Передняя приборная панель корабля “Восток”. На “Восходах” были практически такие же.
А вот, для сравнения, приборная панель ранних версий кораблей “Союз”.
Приборная панель ЭВМ “БЭСМ-2М”. На Байконуре она использовалась для траекторных измерений – наземный радар принимал сигнал передатчика космического аппарата и передавал данные на ЭВМ, которая рассчитывала орбиту. “БЭСМ-2М” была на порядок производительнее “Урала” – до 10 тысяч операций в секунду, имела оперативную память 2048 39-разрядных слов (почти 10 килобайт). Шестьдесят лет назад, действительно, панель можно было назвать “цвета заварного крема” (“Понедельник начинается в субботу” Стругацких).
Пульт инструктора для тренировки космонавтов по ручной стыковке. Инструктор на этом пульте давал вводные, а космонавт, сидя в тренажере космического корабля, пытался произвести стыковку или решить созданные инструктором проблемы. Справа габаритно-массовый макет скафандра “Орлан” для выходов в открытый космос.
Большая витрина посвящена космической еде, от ушедших в прошлое тюбиков до современных консервированных и сублимированных (высушенных вакуумом) продуктов. Справа в витрине белье и гигиенические принадлежности, слева – снаряжение для выживания при вынужденной посадке, отлично виден гидрокостюм для покидания приводнившегося спускаемого аппарата.
Снаряжение для выживания, укладка “Гранат-6”. Разработан в 70-х, и сейчас космонавты используют обновленную версию, с современными фонариком, радиостанцией и медикаментами.
Детали космического туалета корабля “Союз”.
Корабельный скафандр “Сокол” космонавта Николая Рукавишникова в ложементе. Ложементы и скафандры изготавливаются индивидуально для конкретного космонавта. Это не очень экономно, поэтому ведутся работы по созданию более универсальных конструкций.
Заглядываем в макет спускаемого корабля “Союз”. Судя по тому, что внутри два ложемента, а слева установлено кислородное оборудование, это “Союз” 70-х годов, после катастрофы “Союза-11”, но до трехместного “Союза Т-3”, полетевшего в 1980. Видна уже знакомая приборная панель, под ней “визир специальный космонавта” ВСК, перископ для ручной стыковки. По краям кадра видны бортовые иллюминаторы спускаемого аппарата.
Один зал посвящен космическому сотрудничеству. По программе “Интеркосмос” с 1978 года летали, и, как правило, становились первыми космонавтами своих стран граждане Чехословакии, Польши, ГДР, Болгарии, Венгрии, Вьетнама и других стран. Благодаря программе “Интеркосмос” свои космонавты есть у Кубы, Сирии и даже Афганистана.
Здесь же витрина, посвященная программе “Союз- Аполлон”.
Самый необычный и ценный подарок – от делегации Вьетнама. Портрет Хо Ши Мина рисовался двадцать лет и выполнен кистью из одного волоска, поэтому имеет плоскую поверхность.
Скафандр для работы в открытом космосе “Орлан” и специальная охлаждающая одежда под него. В костюме слева проложены трубочки, по которым прокачивается вода, охлаждая космонавта.
Фотография, на которой расписываются космонавты, посещающие музей перед полетом. В самом низу виден цветочек подписи Ли Со Ён, летавшей на МКС в 2008. А еще, если приглядеться, можно увидеть три смайлика в подписях Олега Артемьева, который летал только два раза, но по каким-то причинам расписался еще и в 2020.
Предыдущая итерация этой же традиции. Тут, правда, не только космонавты. Стоит отметить большой черный автограф Алексея Леонова от 4 апреля 1981 слева вверху.
Любопытнейший артефакт с мыса Канаверал – гайка, удерживавшая твердотопливный ускоритель спейс шаттла. Наглядно видна работа пироболтов, разорвавших гайку в момент старта. На STS-111, в пуске которого использовалась эта гайка, вернулся космонавт Юрий Онуфриенко.
Еще один зал посвящен недавним полетам на МКС. И если у пилотируемых экипажей однообразные памятные медали, то вот у робота Федора, летавшего на “Союзе МС-14”, симпатичная статуэтка.
Схема космодрома. На переднем плане река Сырдарья, аэродром Крайний и город Байконур. Музей расположен по центру выше, у серого “Союза” перед тремя ракетами.
Рядом стоят несколько двигателей. Вот твердотопливная тормозная установка с фоторазведчиков “Зенит-4”.
Двигатель НК-33, созданный на основе Н-15 для советской лунной сверхтяжелой ракеты Н-1, по иронии судьбы, начал летать только в 21 веке: он стоял на американской РН “Антарес” и используется на “Союзе-2.1в”
С другой стороны выставлен трудяга РД-107, который в двух модификациях стоит на первых и вторых ступенях всего семейства Р-7 кроме “Союза-2.1в”
В последнем большом зале много разнообразных артефактов вплоть до витрин администрации города Байконур, МЧС и местной прокуратуры. Вот, например, система управления первой ступенью РН “Союз-ФГ”, извлеченная в 2007 из упавшей с высоты 45 км ступени, выводившей корабль “Союз ТМА-10”.
По центру гиростабилизированная платформа для системы управления орбитального корабля “Буран”, слева – внешняя память бортового компьютера, справа – бортовой компьютер.
Блок системы астроориентации космического аппарата “Целина”. В составе 4 звездных датчика и 4 солнечных датчика.
На радиостанции Р-343М стоит очень интересная антенная решетка. К сожалению, на ней только дарственная надпись.
Переходим к наружной экспозиции. Перед входом в музей стоит корабль “Союз” ранних модификаций, опознающийся по здоровенной мачте антенны системы автоматической стыковки “Игла” (с 1986 ее заменили на более компактные антенны системы “Курс”) и двигателям причаливания и ориентации на перекиси водорода (маленькие красные цилиндрики в центральной части). Начиная с модификации “Союз Т” двигатели причаливания и ориентации (ДПО) стали использовать то же топливо, гептил/амил, что и сближающе-корректирующий двигатель (СКД). Без теплозащиты отлично видно деление корабля на отсеки: белый слева – бытовой отсек, песочного цвета “фара” – спускаемый аппарат, зеленый цилиндр – приборно-агрегатный отсек. Отлично видны радиаторы системы обеспечения теплового режима (белое с ребрами на зеленом).
Вид с торца. Еще один признак ранней версии – три двигателя в ряд. В центре основной СКД, по бокам два сопла резервного. Начиная с модификации “Союз-Т” на корме стоит один СКД, а в случае его отказа можно вернуться с орбиты на ДПО. Солнечные панели (от них осталась половинка одного “крыла”) говорят, что, возможно, это корабль самого начала 70-х, версии “Союза-10” и “-11”, потому что потом, для облегчения корабля, солнечные панели сняли, а “Союзы” до 9 включительно не имели стыковочного агрегата с системой внутреннего перехода (для того, чтобы перейти между состыковавшимися кораблями, надо было выходить в открытый космос).
Контейнер боевого блока. Внутри хранилась атомная боеголовка.
Установщик для боевой ракеты Р-9. Она была создана в ОКБ-1 С.П. Королева и стала первой в СССР ракетой, которую заправляли переохлажденным жидким кислородом, для ускорения заправки и улучшения характеристик. Одновременно она же – лебединая песня боевых ракет на криогенных компонентах топлива, стало очевидно, что ракеты на высококипящих компонентах или твердотопливные удобнее и эффективнее. Так что Р-9 сняли с вооружения уже в 1976. Зато ее верхняя ступень стала основой для верхних ступеней семейства “Р-7”.
Слева стартовый стол для Р-9 – она была универсальной и могла стартовать как с наземного старта, так и из шахты. Справа кислородно-водородный двигатель РД-0120, стоявший на второй ступени (центральном блоке) РН “Энергия”.
Разгонный блок ДМ. Изначально был разработан для советской пилотируемой лунной программы, но в модернизированном виде используется и сейчас. На “Протон” и “Ангару” можно ставить разгонные блоки “Бриз-М” или ДМ.
Вторая ступень зенитной ракеты С-75. До 1 мая 1960 года, когда недалеко от Свердловска сбили U-2 Гари Пауэрса, американские самолеты-разведчики летали над территорией СССР, и первые фото Байконура появились у США уже в августе 1957. Зенитный комплекс С-75 появился на боевом дежурстве у космодрома в 1961, так что США пришлось перейти на разведку при помощи спутников.
Антенны станции приема телеметрии МА-9МК. Использовались с 1970 по 2000, работали с “Союзами” и “Протонами”.
Одна из более не используемых модификаций головного обтекателя для “Протонов” 11Ф639.
Лабораторный отсек орбитального корабля “Буран”. Мог устанавливаться в грузовой отсек челнока. В США вполне успешно использовали аналогичный лабораторный модуль Spacelab.
Экспозиция машин космодрома. На переднем плане вездеход ГАЗ-71, он же ГТ-СМ.
Командный пункт, переделанный из самоходки времен Великой Отечественной ИСУ-122. Убрали орудие, получился неплохой вариант для наблюдения за пусками, способный выдержать осколки упавшей недалеко ракеты. Использовался С.П. Королевым.
Восстановленная до отличного состояния бронированная пожарная машина ГПМ-54 на базе танка Т-54. В середине 80-х четыре таких машины доставили на Байконур.
Ну и, конечно, гвоздь экспозиции под открытым небом – макет орбитального корабля ОК-МЛ1 (изделие 0.04). Этот макет использовался для примерочных испытаний, поэтому он соответствует реальному челноку внешне – размерами, массой, креплениями. Внутри же он был проработан слабо. Макет стоял на территории космодрома, подвергался набегам вандалов, поэтому в 2007 году был перевезен на охраняемую площадку около музея. В то же время внутри разместили экспозицию.
Поднявшись по трапу в прорезанное в борту отверстие оказываемся в грузовом отсеке. Здесь для удобства посетителей изогнутое дно грузового отсека застелили ровным полом. На фото переборка из грузового отсека в жилую палубу. Круглый люк аутентичен – к нему у реального челнока мог крепиться стыковочный отсек для полетов к орбитальным станциям и/или лаз в лабораторный модуль.
Заглядываем на нижнюю, жилую палубу (она же бытовой отсек). Прежде всего, в реальном челноке здесь был бы герметичный модуль кабины, было бы меньше места в направлении вперед, и люк слева был бы двойным. Далее, пространство у бортов было бы заставлено шкафами с припасами, едой, гигиеническими принадлежностями и оборудованием. Слева, у люка, располагался бы туалет. А люков вверх, в кабину пилотов, было бы два, второй, симметрично, справа.
Верхняя палуба, кабина пилотов, она же командный отсек. Сверху слева видно аутентичное исполнение кабины с типичным для аэрокосмической сферы контрением гаек проволокой. Это трудоемко, но гарантирует, что они не отвинтятся самопроизвольно. А оборудование кабины установлено в 2007 и честно изображает аутентичное, можно сравнить со схемой приборной панели и фото кабины летавшего “Бурана” перед пуском.
Аутентичная переборка, разделяющая носовую часть фюзеляжа и грузовой отсек, с одним иллюминатором справа (по центру кадра иллюминатора не было), а так же два верхних иллюминатора в крыше носового отсека.
Вид в хвостовую часть. В грузовом отсеке установлен макет спутника, примерно так бы это и выглядело на настоящем челноке. В белый цвет покрашены створки грузового отсека, которые на реальном челноке раскрывались бы после выведения. Вместе с ними переходили бы в рабочее положение радиаторы системы обеспечения теплового режима.
Кормовая часть грузового отсека. За синей переборкой справа у реального челнока располагался большой криогенный бак с жидким кислородом (на шаттле такого не было), приборный отсек и двигатели орбитального маневрирования.
В грузовом отсеке располагается экспозиция, связанная с историей “Бурана”. Вот, например, гиростабилизированная антенна системы сближения и стыковки “Курс”, адаптированной с “Союза” на “Буран”.
Последняя наша остановка – домики Гагарина и Королева. В первые годы работы космодрома около площадки №2 (МИК “Р-7”) были построены четыре трехкомнатных домика. Первый назвали “маршальским”, там располагались председатель Госкомиссии или маршал Неделин. Оставшиеся три отдали главным конструкторам. В домике №2 первоначально жили Сергей Королев, Василий Мишин и Борис Черток. Спустя какое-то время жилищные условия на космодроме улучшились, и Королев стал единоличным обитателем второго домика. А первый домик стал домиком космонавтов – там переночевали Гагарин и Титов в ночь на 12 апреля 1961. Затем в нем же отдыхали перед стартом космонавты “Востоков” и “Восходов”. Гагарин лег на дальнюю кровать, Титов на ближнюю. Это стало традицией – назначенный на полет космонавт укладывался на дальнюю кровать, а дублер – на ближнюю. На “Восходах” на дальнюю кровать ложился командир экипажа. А ко временам “Союзов” здесь уже сделали музей.
Домик Королева. Здесь Сергей Павлович провел немалую часть последних восьми лет жизни. Кабинет.
Спальня.
Гостиная. Кухни в домиках не было.
Автор: Филипп Терехов
Источник: https://habr.com/
Понравилась статья? Тогда поддержите нас, поделитесь с друзьями и заглядывайте по рекламным ссылкам!
