Все еще поvнят войну Роскомнадзора против Telegram, которая наделала много шума. Для обхода блокировки мессенджер задействовал хостинги Amazon и Google. Тогда ведомство предприняло блокировку IP-адресов этих компаний, что привело к веерным сбоям крупных подсетей. В результате битвы за ключи от переписки пострадали рядовые интернет-пользователи, а также многие частные компании, т.к. их серверы, размещенные на иностранных доменах, оказались заблокированными. Кроме охоты на бумажные самолетики, можно также вспомнить скандал с участием британской аналитической компании Cambridge Analytica и социальной сети Facebook. Оба вышеописанных случая произошли скорее не по причине мнимого страха перед какой-то неизведанной опасностью, подобно синдрому Рудольфа Сикорски,
а исключительно из-за корыстных интересов и подковерной борьбы политиков и крупных бизнесменов. Тем не менее добро и зло в контексте развития современных технологий дает много пищи для ума и подталкивает к философским размышлениям. Почему новые технологии находят применение и развиваются в первую очередь в разрушительных, деструктивных целях, а не в созидательных, гуманистических? Всему ли виной геополитика, рыночная конъюнктура или же человеческая психология, менталитет? Эти вопросы мы обсудили с основателем французского венчурного интегратора CLMI Ventures, советником по коммерциализации инноваций университета ИТМО Константином Карчмарским.
– Существует целый комплекс причин, из-за которых перспективные стартапы и инновационные технологии служат в первую очередь военным и политикам и только потом, спустя годы и даже десятилетия, спускаются в гражданский сектор на службу простым людям. Константин, на чьей стороне вы в контексте противостояния добра и зла в развитии современных технологий? Что заставило вас погрузиться в эту тему?
– Начнем с того, что противостояние добра и зла в призме хайтека существует не только в России, но и во всем мире. Меня всегда интересовало то, чем занимается Cambridge Analytica. Такое ощущение, что весь этот скандал с незаконным использованием персональных данных более чем 50 млн аккаунтов раздут кем-то, кто хочет подтопить Facebook и заниматься тем, чем занимается Cambridge Analytica. Вообще, глубинным анализом данных во благо человечества или как минимум в честных коммерческих целях могли бы заниматься Facebook и те же телекоммуникационные компании, но почему-то не делают этого. Самое печальное, что у телекомов не хватает знаний.
В то же время они боятся превращения в некий элемент ЖКХ и предпринимают попытки повысить собственную эффективность через инновации. Но пока все эти попытки не что иное, как улучшение существующего бизнеса, а не полноценная цифровая трансформация. У телекоммуникационных компаний, в том числе российских, есть реальный шанс стать игроками электронной коммерции и конкурировать с тем же Amazon. При этом у них должна поменяться модель дистрибуции цифрового контента.
– Стало быть, без новых технологий не обойтись?
– В принципе, новые технологии вырастают из достаточно небольших компаний или стартапов. Затем те стучатся в двери крупных корпораций и предлагают работать вместе, потому что по отдельности им не потянуть продвижение своих перспективных ИТ-проектов. К сожалению, в нынешних реалиях малый бизнес и стартапы не способны решать комплексные задачи без административного ресурса, доступа к глобальной клиентской базе и серьезного финансирования. К примеру, миллиона евро может хватить, чтобы довести стартап до готового продукта или прототипа, но чтобы достучаться до целевой аудитории, придется вложить еще 100 млн евро.
– А как обстоят дела у действующих лидеров рынка электронной коммерции?
– Amazon наиболее продвинут в понимании того, что делать завтра. Google – чуть менее. Аналогичные и очень перспективные игроки есть и у Китая. И пожалуй, они в плане стратегического видения опережают всех участников рынка. Китайцы научились мыслить стратегически не только в политике, но и в бизнесе. Повторюсь, нельзя сбрасывать со счетов и потенциальных игроков в лице телекомов. И как это ни странно для многих прозвучит, но и Почта России имеет хорошие перспективы в этой сфере. Ключевая проблема в том, что те, кто должен или может создавать новую ценность для потребителя, в силу своего внутреннего корпоративного устройства руководствуются краткосрочными показателями KPI. Планы на год, на два связаны в первую очередь с получением прибыли из всего, что создано и существует сейчас. Никаких радикальных инноваций, только «добыча нефти». Как правило, инновация приходит из другой сферы. А кроссплатформенное взаимодействие между индустриями не налажено на должном уровне во всем мире, просто в России это наиболее ощутимо.
– Каким же образом получается зло?
– Умные люди придумали инновацию, но не знают, что с этим делать. Дальше они идут со своим ноу-хау к крупным частным игрокам, способным коммерциализировать перспективную идею. Но рыночные гранды в большинстве случаев отказывают в первоначальной помощи и предлагают добиться продаж самостоятельно. Что невозможно без сильных партнеров. В гражданский сектор постучались – нет ответа. А инноваторам надо на что-то жить, развиваться, и потому стартаперы держат курс на оборонку. Военные, как правило, мыслят не технологическими категориями, а стратегическими задачами ведения войны или обеспечения безопасности. Надо отдать им должное, военные примечают интересные идеи, дают деньги на исследования, но затем встраивают полученное решение в свои экосистемы. Построили – работает. В итоге образуется система, отвечающая за безопасность, она превалирует над всем остальным, над гражданской альтернативой, в которой мог бы развиваться стартап. Недаром у нас шутят: в первые полгода своего существования отдел безопасности компании решает проблемы, в последующие полгода не решает их, а затем создает проблемы, чтобы оправдать свое существование.
То, что мы наблюдаем, это не противостояние военных и гражданских, а нарушение «микрофлоры» экономики и здравого смысла. Есть бактерии сдерживания и угрозы, других нет, точнее есть, но их очень мало, поэтому мировой организм болеет. При патологическом развитии одной части организма и деградации другой нарушается функционирование всего.
– Вокруг Telegram до сих пор кипят страсти, с одной стороны, это откровенный прессинг бизнеса и вторжение в частную жизнь рядовых пользователей. С другой стороны, мессенджер Павла Дурова тем и хорош, что его трудно вскрыть. Доказанный факт, Telegram активно используется наркодилерами…
– Не люблю разделение идеологии на левых и правых, но я откровенно скажу, что сам я совсем не левый человек. Те, кому действительно надо защищать информацию о себе, ее защитят: по-прежнему есть сотовые телефоны для одного звонка и помещения без источников электромагнитного излучения. Лазейки всегда найдутся. А закладки наркотиков – не что иное, как игра в поддавки. Да, для кого-то это бизнес, и они стараются в нем преуспевать. Защита информации должна нормально регулироваться, т.е. если случилась утечка личной информации – уголовное дело, виновному – штраф, тюрьма. Однако почти во всех странах законодательство о защите личной информации несовершенно. Иногда доходит до того, что полиция запрещает этнический профайлинг преступников, аргументируя это риском попадания информации к ультраправым злодеям и муссирования болезненной для общества темы экстремизма. Технологические и нормативные процессы постепенно переходят в социальные.
– Как излечить тех, кто желает применять технологии во зло? Необходимо менять моральные устои общества?
– Просто так ничего не меняется, особенно когда 70% населения Земли живет в жестокой эгоцентричной парадигме, при которой главное слово – «мне», а второе – «дай». Но эволюционный процесс идет: 500 лет назад такие люди составляли около 95% от всего населения.
– Получается, часть людей до сих пор не вышла из средневековья?
– К сожалению. Причем механизм управления людьми самый простой: достаточно пробудить в них самые низменные инстинкты – и они сметут все на своем пути, при этом нисколько не рефлексируя. Что касается использования технологий во вред, есть еще одна присказка в тему: для того чтобы спецназовец вступил в рукопашный бой, он должен потерять автомат, каску, бронежилет, ботинки, ремень, найти ровную площадку без камней и палок и обнаружить на ней такого же идиота. И только потом вступить с ним в бой. Примерно так же и здесь: вы можете использовать любую технологию во зло, например автомобиль, чтобы давить людей.
– Какой-то невеселый парадокс получается: технологический прогресс заставляет деградировать? И проще убить человека, чем дать ему что-то?
– Ну, сегодня благодаря технологиям людей по факту убивают меньше, чем когда бы то ни было. Тем не менее СМИ старательно создают эффект присутствия в некой мясорубке, скотобойне. Посмотрите новости из малых российских городов. Ужас, похоже на американские триллеры про глубинку, только у них с мистикой, а у нас с топором. Медиатехнологии позволяют легко манипулировать сознанием людей с помощью стандартных приемов: берется, например, какой-то дикий случай в американской деревне и сравнивается с типичным поведением в Питере.
– Понятно, что людям бывает трудно не поддаться подобным манипуляциям. А как вы оцениваете нынешнюю степень агрессии общества?
– Безусловно, агрессия уменьшается. Есть, конечно, локальные отклонения от нормы, например в России. Российским властям, по всей видимости, недосуг разрабатывать новую идеологию со светлыми идеями, они делегировали задачу медийным структурам, а СМИ и блогеры свели народ с ума. Многие даже вполне психологически устойчивые люди потеряли способность мыслить адекватно.
Многие европейские социологи говорят, что у людей сейчас одна потребность: просто пожить! В какой-то момент все почувствовали, что окружающие нас угрозы во многом искусственны.
– Если повысить уровень образованности людей, их интеллектуального развития, то планка агрессии, воинственных настроев снизится еще на порядок?
– Технологии управления по-прежнему базируются на запретах, человеку не позволяют быть удовлетворенным. Глупыми и, самое главное, неудовлетворенными проще управлять. Индивид не станет умнее, если его все время ущемлять в удовлетворении базовых потребностей.
– В России есть два ярко выраженных радикальных лагеря: условные либералы и столь же условные патриоты. Вам не кажется, что и те и другие являются плодами с одного и того же дерева?
– Более того, они являются служителями одного карго-культа. Для наших патриотов президент – бог на земле, для либералов, точнее для тех, кто себя так называет, он тоже бог, только злой. И все они молятся ему денно и нощно. И мне кажется, что патриоты в этом смысле здоровее, если их немного разуверить в божестве, они смогут заниматься чем-то полезным для себя и других. Проблема в том, что «патриоты» ждут от «царя» действия, хотя могли бы действовать сами. А вот если забрать это божество у наших «либералов», они попадут в открытый космос без скафандра, потому что вся их жизнь – это непременная борьба с чем-то.
Таких радикалов немного, но именно они формируют информационную поляну для большинства, и альтернативы для здравомыслящих людей нет. Высказывались предложения создать адекватные СМИ, которые можно воспринимать как пространство доверия друг к другу, альтернативу медиазлу в виде бесконечной битвы Шариковых и Швондеров. Ведь современные медиатехнологии и интернет-технологии позволяют это сделать. Но воз и ныне там. Я встречал понимание в необходимости новых СМИ, в том числе и у ряда политиков, но сегодня им это интересно, а завтра их волнуют совершенно другие цели и задачи. На мой взгляд, Россия – это глобальная лаборатория греха. Если сомнительную идею внедрить на российскую почву, то у нас тут либо все окончательно разнесет, либо на руинах вырастет эдем. Мы отстаем в развитии от европейского общества, но это не критичное отставание. За последние сто лет Россия несколько раз поднималась на новую ступень развития, а потом снова откатывалась. Катаклизмы и войны оказали свое влияние. Да и население в нашем государстве неоднородно. Например, в скандинавских странах с крайне однородным населением ценности достаточно последовательно эволюционировали на протяжении сотен лет, опираясь на некую базовую мировоззренческую платформу, которая давно ушла куда-то в подсознание, но все равно действует. Американцам удалось создать единый критерий ценностей для многонационального общества, правда, сейчас он устарел, и Штаты оказались в идейном кризисе.
– Кто, на ваш взгляд, должен формировать национальные ценности для России?
– Власть или инициативная группа – неважно. Была неплохая идея, связанная с возникновением Общественной палаты как дополнительной ветви взаимодействия власти и общества, но вот что в итоге получилось на практике?.. В Европе полагают, что русские изобретательны, склонны к системному мышлению и способны видеть большую метафизичную картину. Неожиданные идеи, приходящие в российские головы, европейцы прекрасно реализуют. Для создания единой картины русскости, россиянства нужны добрые созидательные примеры, которым хочется подражать. И это не герой в каске, закрывающий собой амбразуру, подобные образы актуальны лишь в определенное время. На сегодняшний день такой путь приведет нас в каменный век, пока все остальные государства разовьются как в техническом, так и в гуманистическом направлении.
США развивались за счет амбициозных мотиваций, основанных на переходе от абсолютизма к плюрализму и конкуренции: больше денег, больше дом, больше машина. В нашем случае амбиции должны быть иными, а именно: нормальная жизнь и конкуренция во многих сферах. Православие, самодержавие, народность – сейчас не сработает, потому что этот уровень предполагает честность, справедливость и равенство перед законом для всех. Где у нас справедливость? Любопытная деталь: советским руководителям долгое время удавалось создавать в обществе иллюзию честности и справедливости, они скрывали за забором уровень жизни партийных работников. За чванство могли даже изгнать из партии и снять с должности.
– Какие технологические направления следует развивать в России? ИТ, экспортоориентированные технологии?
– Развивать экспорт, безусловно, необходимо. Если мы говорим об ИТ как о создании программного обеспечения, то по доле в экспорте Польша и Белоруссия – две ведущие ИТ-державы Европы, они в среднем лидируют и по качеству специалистов. Если говорить в общем про интеллектуальный продукт, те же биотехнологии, биоинженерию, генетику, то для всего этого не нужна гигантская инфраструктура. Необходимы лишь новые профессиональные классы богатых людей, формирующих экспорт, внутренний рынок, покупательскую способность населения. Именно от них исходят новые технологические тренды, тренды добра, позитивного развития общества, роста экономики, в конце концов. Новые технологические направления и общественные ценности разовьет новый класс людей. Но пока ситуация с частным бизнесом в России весьма плачевная. Предприниматели у нас за последние десять лет превратились в вымирающий вид. Реально сильный класс предпринимателей появился сразу после кризиса 1998 года и активно развивался вплоть до 2003 года без государственных денег и нефти. Почти все крупные компании в России появились именно тогда, но затем началась стагнация. У предпринимателей нет доступа к дешевым капиталам, а значит, нет и развития. Если раньше банковские отделы по корпоративному кредитованию воротили нос от заемщиков, то после событий на Украине проекты от частного бизнеса практически сошли на нет.
– Вы говорите, в Европе благоприятные условия для развития технологий, стабилен спрос на них, выше уровень развития общества, но технологически зло все равно побеждает?
– Зло не побеждает. Просто добро слишком медленно развивается. Повторюсь, что частным компаниям, занимающимся созиданием, некогда думать о завтрашнем дне, они мыслят категориями сиюминутной прибыли здесь и сейчас. Ответственные за насильственную часть человеческого бытия первыми перехватывают технологии и используют в своих специ-фических целях.
Предыдущий толчок в развитии ИТ дали представители довольно узкого круга. Ларри Пейдж, Сергей Брин, Марк Цукерберг, Питер Тиль – всего около десяти человек, которые сделали настоящую цифровую революцию. Вспомните, как мы жили и общались последние 10–15 лет. Все произошло естественно, само собой: я сделаю поисковик, а я – платежную систему, ну а я – социальную сеть. Их считают монополистами, обвиняют в узурпации рынка. На самом деле они сделали то, что никто другой не сделал. Теоретически подобная цифровая революция могла бы произойти и в России…
– Но почему-то не происходит?
– Пока белый лебедь никак не может до нас долететь и все оттягивает свой визит – то после Нового года, то после выборов, и так проходят десятилетия. Есть у нас и институты развития, НТИ и «Сколково», и разные венчурные фонды. Вот дошли до того момента, когда совершен прорыв, а дальше – дайте денег. Но никто не хочет отвечать за инвестиции, ведь цена ошибки в России сопоставима с ценой ошибки во времена Чингисхана: прокуратура, суд, тюрьма.
Раньше на работу в российские филиалы мировых корпораций принимали людей без опыта работы в советской торговле и госучреждениях, думаю, и сегодня стоило бы применить аналогичный подход при подборе специалистов во властные структуры и институты развития. Изменить старые структуры невозможно, ведь они буквально заточены на зло. Некоторые мои друзья пытались быть чиновниками, но уже вскоре не выдерживали и покидали свои посты. При всех их недостатках мне симпатичны НТИ и РВК. Из этих структур при большом желании можно вырастить что-то стоящее. Там сосредоточены люди другого склада.
Есть перспективы и у университетов. Идеальный вариант – появление частного бизнеса под крышей университета, когда предприниматель помогает молодым специалистам технологического профиля создавать бизнес. Это же одновременно и прекрасный способ обучения. Чем больше вузы привлекают людей из реальной экономики, тем они сильнее.
Источник: http://www.umpro.ru/
Автор: Павел Кириллов
