Показатель производительности труда в последние годы стал одним из ключевых индикаторов экономической политики, как в связи с необходимостью выполнения «майских указов» Президента России, так и в связи с замедлением реального экономического роста. Замедление последних лет связано не только и не столько с колебаниями конъюнктуры и внешнеполитическими ограничениями, сколько со структурными факторами: все-таки снижение темпов экономического роста началось еще в 2013 году, когда был зафиксирован рост ВВП лишь на 2% после многообещающих темпов в 4–5% в 2010–2012 годах. Экстенсивная модель развития, связанная с ростом цен или объемов экспорта энергоносителей, была исчерпана, поскольку последствия трансформационного кризиса 1990-х годов и сопутствующая им недозагрузка мощностей были в целом преодолены еще до глобального кризиса 2008-2009 годов. Возможности улучшения условий торговли при развитии конкуренции на энергетических рынках также закончились к началу 2010-ых годов.
Мировой кризис 2008–2009 годов и последующее восстановление, принявшее в России V-образный характер, несколько оттянули момент осознания структурного замедления, но необходимость нового этапа промышленного развития в 2012–2013 годах стала очевидной.
Базовым ответом на сложившийся вызов стала попытка повышения производительности труда, продекларированная как один из государственных приоритетов. Но количественные результаты этой политики, а именно динамика целевого показателя производительности труда относительно 2011 года (в соответствии с Указом Президента РФ № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике» от 7 мая 2012 г.), не выглядят позитивными. Согласно данным осуществляемого Росстатом официального мониторинга выполнения «майских указов», производительность труда по итогам 2016 года возросла лишь на 3,8% относительно уровня 2011 года, причем хорошая динамика 2012–2013 годов сменилась в 2014 году замедлением, а в 2015–2016 годах – и вовсе спадом, в соответствии с макроэкономической динамикой (Таблица 1).
При этом наилучшей динамики в последние два года добилось сельское хозяйство, частично поддержанное контрсанкциями. В то же время три промышленных сектора (добывающий, обрабатывающий и коммунальные услуги), а также строительство получили довольно посредственные результаты, хотя обрабатывающая промышленность смотрится несколько лучше на общем фоне. Так или иначе, повышение производительности труда на 50% к 2018 году представляется трудновыполнимой задачей во всех секторах.
Отвечая на вопрос о том, что же пошло не так, можно выделить несколько фундаментальных проблем, если оставить в стороне конкретные вопросы об эффективности тех или иных отдельно взятых мер промышленной политики.
Все ли мы видим?
Первый вопрос, точнее, группа вопросов касается целесообразности и обоснованности собственно использования показателя «производительность труда» с учетом механизма его расчета статистическими органами. Сразу следует оговориться, что трудно предъявлять какие-либо претензии к Росстату, который вполне корректно выполняет работу на имеющихся данных.
Вместе с тем производительность труда нельзя абсолютизировать, поскольку этот индикатор не всегда отражает то, что исследователи на самом деле планируют увидеть. Производительность труда хотелось бы рассматривать как показатель, который отражает то, насколько эффективно работают сотрудники с точки зрения количества и качества производимой продукции, что косвенно должно отражать совершенство применяемой технологии производства и организации предприятия. Но на самом деле динамика производительности на коротких промежутках времени и применительно к специфическим отраслям может отражать совершенно другое.
Во-первых, производительность, рассчитываемая как отношение добавленной стоимости к численности занятых (с учетом рабочего времени), находится под сильным влиянием конъюнктуры. Речь идет не столько о корректном учете динамики цен (хотя и здесь могут возникать искажения), сколько о влиянии делового цикла. Фактические результаты 2012–2016 годов только подтверждают этот тезис. Поскольку предприятия далеко не всегда свободны в своей кадровой политике с учетом социального фактора и жесткости ограничений на рынке труда, колебания совокупного спроса напрямую влияют на степень загрузки производственных мощностей и работников. Предприятие может пользоваться передовыми технологиями и обладать высокопроизводительными рабочими местами, но если на продукцию нет спроса, а сокращать персонал нецелесообразно, то снижение производительности труда неизбежно. Одним из примеров является добыча газа. В 2010-х годах были введены значительные мощности по добыче и транспортировке газа, но из-за экономического замедления в России и повышения энергетической эффективности внутренний рынок стал временно сжиматься в последние годы. При этом не рос и внешний спрос на российский газ. Предприятия используют передовые технологии, мощностей у них достаточно, они могли бы добывать существенно больше газа и нарастить тем самым производительность труда, но как им повышать производительность (и надо ли?), если газ в таких количествах никому не нужен. В нефтедобыче Правительство России и вовсе пошло на централизованное снижение добычи с 2017 года в рамках соглашения с ОПЕК из-за перенасыщенности рынка, и в этом случае отрасли приходится идти на вполне экономическим оправданное сокращение производства и производительности. Эти примеры могут показаться довольно специфическими, но указанные отрасли играют колоссальную роль в общем объеме производства и потому неизбежно влияют на общую динамику.
Во-вторых, производительность труда не учитывает объективные ограничивающие факторы. Продолжая примеры из сферы ТЭК, можно сопоставить производительность труда в нефтедобывающей отрасли России и некоторых развитых стран (Рисунок 1). При этом оказывается, что производительность труда (в натуральном выражении) в российской нефтедобыче не отстает от результатов Нидерландов и Норвегии и существенно превосходит показатель Великобритании. Значит ли это, что в России работают более высококвалифицированные сотрудники, чем в Великобритании, на лучшем оборудовании и при лучшей организации производства? Вовсе не обязательно. Важнейшим ограничением являются объективные особенности месторождений. Британские месторождения в Северном море довольно серьезно истощены, и, несмотря на все усилия и современные технологии, добывать нефть там слишком сложно. В России же, напротив, запасы Западной Сибири пока еще относительно легки в разработке и позволяют обходиться ограниченными затратами. Но со временем и России приходится переходить к все более сложным запасам с объективно меньшим уровнем выработки. И производительность труда в этом случае будет снижаться. Уже сейчас этот фактор оказывает сильное влияние на динамику результатов в национальных масштабах.
В-третьих, производительность далеко не всегда отражает качество производимой продукции. С одной стороны, учет производительности на базе добавленной стоимости позволяет отследить как переход к производству продукции более высокого передела, так и переход в рыночные ниши с более высоким качеством. Но на практике в условиях конкуренции с зарубежными предприятиями, также повышающими качество и не увеличивающими цены, рост качества продукции российского предприятия может и не найти отражения в динамике производительности.
Действительно ли предприятия заинтересованы в наращивании производительности и как их стимулировать?
Ответ на первый из этих вопросов вовсе не очевиден даже для рационального предпринимателя в рыночной экономике, даже если вынести за пределы анализа альтернативные цели фирмы (социальные, политические, внутрикорпоративные конфликты и т. д.). Предприятие не заинтересовано в том, чтобы опережать спрос и производственные возможности смежных отраслей. Пользуясь аналогией из советского анекдота, производительность цеха правых перчаток не должна превышать производительность цеха левых перчаток.
Более того, при наличии объективных ограничений потребительского и инвестиционного спроса заинтересованность государства в росте производительности тоже не является аксиомой. Безусловно, государство может стимулировать спрос путем льготного кредитования или льготного лизинга, как это сейчас делается в транспортном машиностроении. Но при этом все равно сохраняется ряд вопросов. Будет ли такая помощь востребованной? Не придется ли для этого идти на дополнительные ограничительные меры – например, введение более жестких требований к вагонному парку, как это было сделано в вагоностроении? И не снизится ли потребительский спрос на автомобили сразу после завершения программы кредитования, если результатом программы является просто перенос покупки на более ранний срок?
Конъюнктурный дестимулирующий фактор актуален в период циклического спада в экономике, но если заглядывать в более длительную перспективу, то на первый план выходит фактор конкуренции.
Не любой рынок стимулирует предприятия к росту производительности, а только тот, который вытесняет предприятия с низкой производительностью и в то же время обеспечивает вознаграждение высокопроизводительным компаниям. Влияние структуры рынка и интенсивности конкуренции на производительность является неоднозначным . С одной стороны, недостаток конкуренции на некоторых рынках вполне способен дезавуировать любые декларации по повышению производительности. Наиболее сложным здесь становится случай естественных монополий. С другой стороны, и избыточная конкуренция может иметь дестимулирующие последствия, если в условиях конкурентного прессинга (в том числе со стороны внешних конкурентов) предприятия вынуждены находиться в состоянии жесткой экономии без шансов на серьезные долгосрочные инвестиции в модернизацию производства – в том числе и потому, что получение длительного конкурентного преимущества и повышенной нормы прибыли при таком соперничестве маловероятно. У наиболее успешных фирм, добившихся роста рыночной доли, неизбежно возникнут и риски антимонопольного преследования.
В этом контексте довольно важно, чтобы нормы промышленной и конкурентной политики были в России взаимоувязаны, не только декларативно, но и на практике, в том числе на отдельных важных для экономики рынках.
Таким образом, динамику производительности не следует абсолютизировать как диагноз российской промышленности. Зависимость от конъюнктуры, сложности с учетом иных внешних объективных факторов и качества продукции заставляют скептически относиться к этому показателю как к ключевому индикатору развития экономики и промышленности. Вместе с этим интерес в повышении производительности со стороны предприятий должен поддерживаться, и важным направлением этой работы является взаимоувязка мер промышленной и конкурентной политики.
Понравилась статья? Тогда поддержите нас, поделитесь с друзьями и заглядывайте по рекламным ссылкам!
